
Резьба по коже
Следует согласиться с тем, что татуировки были частью
знаний, которые доставил соотечественникам капитан Джеймс Ку после того, как в
1769 году побывал на Таити. Тогда же появилось само понятие tattoo -
производное от туземного tatau.
Следует согласиться, но с оговорками. Задолго до этого с
помощью татуировок в просвещенной Европе порой метили солдат, чтобы понять, кто
именно пал на поле боя, а чаще – каторжников. (В менее просвещенной России с
«татями и смертоубивцами» обращались проще – рвали ноздри, клеймили железом и
ссылали на Нерчинские рудники.) Эти татуировки носили исключительно утилитарный
характер, в случае же с tatau аборигенов островов Полинезии и Микронезии речь
шла об искусстве, настолько они были изящны и замысловаты. Впрочем, и здесь
эстетика соседствовала с намерением сообщить о человеке определенные сведения:
его происхождение, характер, а применительно к воинам – сколько поверженных
врагов на его счету. Ко всему прочему, нательные рисунки были своего рода
оберегом от всяческих бед.
Чем чаще отправлялись экспедиции в Южные моря, тем больше
моряков возвращались оттуда, покрытые татуировками. Постепенно tattoo стала
свидетельством принадлежности к морю и кораблю, к лучшей из возможных профессий
– профессии моряка.
Как следствие, «дикарские» орнаменты уступили место иным
рисункам, которые легко «читались» посвященными. Этому способствовало то, что в
XIX веке для иноземцев один за другим открывались порты Индии, Китая, а потом и
Японии, где искусство татуажа достигло наивозможных высот. Мастера-татуировщики
готовы были выполнить любой заказ «за ваши деньги», и матросы излагали свои
пожелания, сообразуясь со сложившимся к тому времени «языком татуировок».
Так, например, очень распространена была татуировка,
изображавшая свинью и петуха, причем первую непременно помещали на левую ногу,
а петуха – на правую. Случалось, однако, что «канон» нарушался, и свинью с
петухом «кололи» на лопатках, иногда даже – рядышком. Вообще, столь странный
выбор животных-оберегов имел объяснение: ни свинья, ни петух не являются
водоплавающими, однако именно они нередко оказывались единственными «живыми
душами», уцелевшими в кораблекрушениии. И ничего мистического: кур-петухов и
свиней держали в деревянных клетках, а дерево не тонет, и оказавшись за бортом,
клетки выносились течением и волнами на берег. Правда, порой это тату,
обещающее спасение в крушении, трактовалось иначе – донельзя прагматично: свинья и петух – это
гарантия того, что на матросском столе всегда будет яичница с беконом.

Той же цели – спасению в беде – служила татуировка «послание
в бутылке». Она символизировала надежду человека, оказавшегося на необитаемом
острове, на его возвращение в лоно цивилизации.
Часто моряки заказывали «морскую звезду», которая ничем не
была похожа на представителя класса беспозвоночных, но очень, как выяснилось в
дальнейшем, на символ советских времен. Для моряков же «морская звезда» была
символом Полярной звезды, без которой невозможно представить небесную
навигацию, а значит, человек никогда не собьется с верного жизненного пути, а
корабль – с курса, и оба они, человек и корабль, благополучно вернутся домой.
Изображение каната вокруг запястья считалось отличительной
чертой палубного матроса и докера, а на бухту троса на плече моряк получал
право только после второго дальнего плавания.
Возможно, в память о голубе, принесшего зеленую ветвь
библейскому Ною, моряки с особым почтением относились к пернатым. Так, ласточку
изображали потому, что она всегда найдет путь домой, а воробья дозволялось
наносить за каждые 5 тысяч пройденных миль. Дозволялось, но не обязывалось,
иначе многие старые моряки оказались бы в плену у воробьиной стаи…
Уважали моряки и черепах, панцирь которых украшался
изысканным узором. «Черепаха» наносилась теми, кто пересек экватор. (Такая
«черепаха» была на плече Джона Кеннеди; он свел ее уже будучи президентом по
просьбе супруги. И точно так же по настоянию принцессы Дианы позже поступил ее
муж, наследник трона принц Чарльз.) Часто черепаха соседствовала с ликом бога
Нептуна, посвятившего на экваторе мореплавателя в истинные моряки.
Конечно, не обходилось без якорей, самого универсального
символа. (И вот еще один «именной» пример: Уинстон Черчилль имел татуировку в
виде якоря.) Порой изображение якоря имело несколько значений – так, якорь
между большим и указательным пальцами указывал на должность помощника боцмана,
а два скрещенных якоря – на то, что помощник сделал карьеру и сам стал
боцманом.
Скрещенные пушки означали, что моряк служил на
военно-морском флоте, рыболовные крючки – на флоте, соответственно, рыболовном,
а гарпуны - что он китобоец.
Заказывали моряки татуировщикам и «картины». Самым расхожим
сюжетом, разумеется, был корабль, идущий с наполненными ветром парусами. И это
несмотря на то, что, строго говоря, такой корабль полагался лишь тем, кто
обогнул мыс Горн. Плюс к тому покорителям грозного мыса полагалась пятиконечная
синяя звездочка на мочке левого уха. Если же мыс Горн покорен пять раз, то
такую звездочку можно наносить на правое ухе. Ну, а если десять раз, то две
красные метки на лбу. На такого человека взирали с нескрываемым уважением. Те,
кто понимал язык морских татуировок, естественно.
05.10.2017